Сказка для взрослых

Сказка, нашёптанная Самайном.

Было так. Она была молода и красива, и горел в её глазах злой огонь бесстрашия. Обходили её стороной, предпочитая смотреть издали. И полюбила она – странно и быстро, красивого и умелого, и прочили им долгое счастье.

Но пришли в деревню посланники Детей Степи, принесли требование денег и всего того, чем богата и славна округа. И увидел Предводитель – её, и показалась она ему сродни змее, прекрасной и недостижимой. Не было в лице её страха, дерзко смотрела она, не опуская глаз, и полюбил он.

И поняла всё она, и лестно её стало, но ничего более сверх того. Дни сменялись днями, но всё так же останавливался он после безумной скачки напротив её окон, пытаясь увидеть её – и в безумной скачке мчался обратно, не проронив ни слова. И видел всё это любимый, но указывали на неё пальцами, сторонясь, обвиняя. Однажды гордость в нём пересилила страх. Вызвал он Предводителя на поединок, но драться из-за неё показалось недостойным, и осыпал он соперника бранными словами, и повод был найден. Предводитель принял вызов. Бой был недолгим – да и кто сможет долго противостоять Предводителю Детей Степи, имея в душе лишь страх, а не правду?...И был занесён клинок, но стрелой взвилась она, склонилась перед Предводителем. - Отпусти его. Я пойду с тобой. Ничего не сказал Предводитель. Опустил меч, склонился перед ней в быстром движении, поднял бережно, опустил рядом с собой в седло, и через мгновение улеглась пыль из-под копыт его коня. Стала она жить в его шатре, не рабыней и не женой – повелительницей. Он был ласков и предупредителен – но воином он был, и не знал, какой бывает настоящая нежность, и слова его были скупы, и он сам знал это. У неё был жемчуг, и золото, и платья, и звезду с неба достал бы он для неё – если бы попросила. Но тиха и молчалива была она.

Дневник жены лейтенанта, или Не ходите, девки, в армию Господа юнкера, кем вы были... Глина Дед мороз

Дети Степи сначала радовались, потом недоумевали. Сумрачен и спокоен был Предводитель, словно бы и не было в его постели прекрасной женщины. Каждую ночь он вставал перед её ложем, каждую ночь получал отказ, склонял голову в неуловимом движеньи и ложился на войлок перед входом. Роптали Дети Степи, считая, что силой можно покорить дикую кошку. Но ближним он однажды сказал: «Не рабыня нужна мне, а жена», - и ничего не посмели спрашивать более.
Прошло время. Однажды вывел Предводитель её из шатра, разогнул золотые браслеты – знак жены – и сказал: «Иди. Ты не любишь меня. Я не хочу тебя неволить». И лишь высокие скулы больше заострились на бесстрастном лице.

Она шла, думая о любимом. Но вернувшись, нашла на его лице недоумение и страх – её считали мёртвой, стали считать нечистой. И любимый не мог её защитить, в глазах у него был страх. Странно было видеть тот страх ей, доселе ничего не боявшейся.

А Предводителю многие пытались советовать утешиться. Но не заливал он горечь хмельным, не видели в его шатре доступных красавиц. Спокоен и сумрачен он был, как в обычные дни. Слишком глубока была рана, чтобы её видели все. И сочли Дети Степи, что он утешен и не тоскует.

Однажды ночью ушла она от того, кого когда-то звала любимым. Тихо скользнула в шатёр и склонилась перед Предводителем. Что-то рождалось в её сердце, чему она не знала названия, но что вело её. Долго смотрела она на резкие скулы и губы, повторявшие профиль лука, и не помнила, чтоб улыбались они. Когда он проснулся, сказала:
- Я пришла. И дальше пойду с тобою до конца своих дней.
- Тяжело это обещание, и не стоит тебе брать такую ношу. Уходи, любовь не подают милостыней.

Сурово прозвучали его слова, но страха не было в её глазах, а было то, чему он не знал имени. И долго смотрели они в глаза друг другу, а потом она увидела его улыбку. И ей показалось – улыбался мир.