Статьи Психология дошкольников
15:48, 19 октября 2007
0
0

Страхи у детей от 5 до 7 лет

Страхи у детей от 5 до 7 лет



Одной из характерных особенностей старшего дошкольного возраста является интенсивное развитие абстрактного мышления, поиск ответов на вопросы: «Откуда все взялось?», «Зачем люди живут?».


В этом возрасте формируется опыт межличностных отношений, основанный на умении ребенка принимать и играть роли, предвидеть и планировать действия другого, понимать его чувства и намерения. Отношения с людьми становятся более гибкими, разносторонними и в то же вре¬мя целенаправленными. Формируются система ценностей (ценностные ориентации), чувство дома, родства, понимание значения семьи для продолжения рода. До 5-летне¬го возраста мальчики могут торжественно заявлять матери о своем желании жениться на ней, когда вырастут, а девочки — выйти замуж за отца. С 5 до 8 лет «женятся» или «выходят замуж» уже в основном за сверстников, воспроизводя таким образом в игровой ситуации форму отношений взрослых. В целом же для детей старшего дошкольного возраста характерны общительность и потребность в дружбе. Заметно преобладание в группе детского сада общения со сверстниками того же пола, принятие в среде которых имеет существенное значение для самоутвержде¬ния и адекватной самооценки.


У 6-летних детей уже развито понимание, что кроме хороших, добрых и отзывчивых родителей есть и плохие. Плохие — это не только несправедливо относящиеся к ребенку, но и те, которые ссорятся и не могут найти согла¬сия между собой. Отражение мы находим в типичных для возраста страхах перед чертями как нарушителями соци¬альных правил и сложившихся устоев, а заодно и как представителями потустороннего мира. В большей степени под¬вержены боязни чертей послушные дети, испытавшие характерное для возраста чувство вины при нарушении правил, предписаний значимых для них авторитетных лиц.


В 5-летнем возрасте характерны преходящие навязчи¬вые повторения «неприличных» слов, в 6-летнем — детей одолевают тревога и сомнения в отношении своего будуще¬го: «А вдруг я не буду красивой?», «А вдруг меня никто не возьмет замуж?», в 7-летнем — наблюдается мнительность: «А мы не опоздаем?», «А мы поедем?», «А ты купишь?»


Возрастные проявления навязчивости, тревожности и мнительности сами проходят у детей, если родители жиз¬нерадостны, спокойны, уверены в себе, а также если они учитывают индивидуальные и половые особенности своего ребенка.


Следует избегать наказаний за неприличные слова, тер¬пеливо объясняя их неприемлемость и одновременно предо¬ставляя дополнительные возможности для снятия нервного напряжения в игре. Помогает и налаживание дружеских отношений с детьми другого пола, и здесь не обойтись без помощи родителей. Тревожные ожидания детей рассеива¬ются спокойным анализом, авторитетным разъяснением и убеждением. В отношении мнительности самое лучшее — не подкреплять ее, переключить внимание ребенка, побегать вместе с ним, поиграть, вызвать физическое утомле¬ние и постоянно самим выражать твердую уверенность в определенности происходящих событий.


Как уже говорилось, исключительным авторитетом у старших дошкольников пользуется родитель того же пола. Ему во всем подражают, в том числе привычкам, манере поведения и стилю взаимоотношений с родителем другого пола, которого по-прежнему любят. Подобным образом устанавливается модель семейных взаимоотношений. За¬метим, что эмоционально теплые отношения с обоими ро¬дителями возможны только при отсутствии конфликта меж¬ду взрослыми, поскольку в этом возрасте дети очень чувствительны к отношениям в семье (как, впрочем, и к отно¬шению других значимых для них людей).


Авторитет родителя того же пола уменьшается из-за эмоционально неприемлемого для ребенка поведения и неспособности стабилизировать обстановку в семье. Тогда в воображаемой игре «Семья» дети, особенно девочки, реже выбирают роль родителя того же пола, нет стремления все делать как «папа» или «мама». Они пытаются быть только собой или выбирать роль родителя другого пола, что в обо¬их случаях нетипично в старшем дошкольном возрасте.


Если в силу разных причин в детстве имеют место проблемы, трения, конфлик¬ты во взаимоотношениях с родителем того же пола, то это способствует появ¬лению проблем, трений, конфликтов в во¬спитании собственных детей. Так, если девочка испытывала в детстве авторитарное влияние матери, то, став сама матерью, будет в чем-то подчеркнуто строга и принци¬пиальна с ребенком, что вызовет у него реакцию протеста или невротические расстройства. Мальчик, не бывший в детстве Сыном Отца, лишенный его положительного влия¬ния, может не стать Отцом Сына и передать ему свой аде¬кватный опыт полоролевого поведения и защиты от повсе¬дневных опасностей и страхов. К тому же развод родителей детей старшего дошкольного возраста оказывает большее неблагоприятное воздействие на мальчиков, чем на девочек. Недостаток влияния отца в семье или его отсутствие способны в наибольшей мере затруднить у мальчиков формирование соответствующих полу навыков общения со сверстниками, вызвать неуверенность в себе, чувство бес¬силия и обреченности перед лицом пусть и воображаемой, по заполняющей сознание опасности.


Так, мальчик 6 лет из неполной семьи (отец ушел после развода) панически боялся Змея Горыныча. «Он дых¬нет — и все», — так он объяснял свой страх. Под словом «все» он подразумевал смерть. Никто не знает, когда мо¬жет прилететь Змей Горыныч, поднявшись из глубин его подсознания, но ясно, что он может внезапно захватить воображение беззащитного перед ним мальчика и парализовать его волю к сопротивлению. Наличие постоянной воображаемой угрозы указывает на отсутствие психологи¬ческой защиты, не сформированной из-за отсутствия адекватного влияния отца. У мальчика нет защитника, кото¬рый мог бы убить Змея Горыныча и с которого он мог бы брать пример, как со сказочного Ильи Муромца. Или же приведем случай с мальчиком 5 лет, который боялся «всего на свете», был беспомощным и одновременно заявлял: «Я — как мужчина». Своей инфантильностью он был обязан тревожной и чрезмерно опекающей матери, кото¬рая хотела иметь девочку и не учитывала его стремления к самостоятельности в первые годы жизни. Мальчик тянулся к отцу и стремился во всем походить на него. Но отец был отстранен от воспитания властной матерью, блокирующей все его попытки оказать какое-либо влияние на сына. Невозмож¬ность идентификации с ролью зажатого в семье и неавторитетного отца при наличии беспокойной и гиперопекающей матери — это и есть семейная ситуация, способствующая уничтожению активности и уверенности в себе у мальчиков.


Еще одна история про мальчика 7 лет, который никак не мог нарисовать семью, несмотря на просьбу ее изобра¬зить. Он рисовал отдельно или себя, или отца, не пони¬мая, что на рисунке должны быть и мать, и старшая се¬стра. Не мог он также выбрать в игре и роль отца или матери и стать в ней самим собой. Невозможность иден¬тификации с отцом и его низкий авторитет были вызваны тем, что отец постоянно приходил домой навеселе и сразу укладывался спать. Он относился к мужчинам, «живущим за шкафом», — незаметным, тихим, отключенным от про¬блем семьи и не участвующим в воспитании детей. Маль¬чик не мог быть и самим собой, так как его властная мать, потерпев поражение с уходящим из-под ее влияния отцом, пыталась взять реванш в борьбе за сына, который, по ее словам, во всем походил на презираемого мужа и был таким же вредным, ленивым, упрямым. Надо сказать, что сын был нежеланным, и это постоянно сказывалось на отношении к нему матери, которая была строгой к эмоционально чувствительному мальчику, без конца де¬лала ему замечания и наказывала. Кроме того, она чрез¬мерно опекала сына, держала под неусыпным контролем и останавливала любые проявления самостоятельности. Не¬удивительно, что скоро он стал «вредным», в представле¬нии матери, поскольку пытался как-то проявить себя, а ей это напоминало прежнюю активность его отца. Имен¬но это и пугало мать, не терпящую никаких несогласий, стремящуюся навязать свою волю и подчинить себе всех. Она, как Снежная Королева, сидела на троне из принци¬пов, повелевающая, указывающая, эмоционально недоступ¬ная и холодная, не понимающая духовных запросов сына и обращающаяся с ним, как со слугой. Муж и пить начал и свое время в знак протеста, защищаясь от жены «алко¬гольным небытием». В беседе с мальчиком обнаружились не только воз¬растные страхи, но и много идущих из предшествующего возраста страхов, в том числе наказания со стороны мате¬ри, темноты, одиночества и замкнутого пространства. Наи¬более выражен был страх одиночества, и это объяснимо. У пего нет друга и защитника в семье, он — эмоциональная сирота при живых родителях.


К страхам приводят и неоправданная строгость, жес¬токость отца в отношениях с детьми, физические наказа¬ния, игнорирование духовных запросов и чувства собст¬венного достоинства.


Как мы видели, вынужденная или сознательная под¬мена мужской роли в семье властной по характеру мате¬рью не только не способствует развитию у мальчиков уве¬ренности в себе, но и приводит к появлению несамостоя¬тельности, зависимости, беспомощности, являющихся пи¬тательной почвой для размножения страхов, тормозящих активность и мешающих самоутверждению. Если такой мальчик, вырастая, вступает в брак и становится отцом, то нередко он не испытывает отцовских чувств к сыну, не понимает его мальчишеских потребностей, не участвует активно в жизни семьи (подобно тому, как вел себя отец в свое время) и нередко передает свои неизжитые опасения ребенку. При отсутствии идентификации с матерью и у девочек может теряться уверенность в себе. Но в отличие от мальчиков они становятся скорее тревожными, чем боя¬щимися. Если к тому же девочка не может выразить любовь к отцу, то уменьшается жизнерадостность, а тревож¬ность дополняется мнительностью, что приводит в подростковые годы к депрессивному оттенку настроения, ощу¬щению своей никчемности, неопределенности чувств, же¬ланий.


В 5—7 лет часто боятся страшных сновидений и смер¬ти во сне. Причем сам факт осознания смерти как непо¬правимого несчастья, прекращения жизни происходит чаще всего именно во сне: «Я гуляла в зоопарке, подошла к клетке льва, а клетка была открыта, лев бросился на, меня и съел» (отражение связанных со страхом смерти страхов нападе¬ния и животных у девочки 5 лет), «Меня проглотил кроко¬дил» (мальчик 6 лет). Символом смерти является вездесу¬щая Баба Яга, которая во сне гоняется за детьми, ловит их и бросает в печку (в чем и преломляется связанный со страхом смерти страх огня).


"Нередко во сне детям этого возраста может приви¬деться разлука с родителями, обусловленная страхом их исчезновения и потери. Подобный сон опережает страх смерти родителей в младшем школьном возрасте. Таким образом, в 5—7 лет сновидения воспроизводят настоящие, прошлые (Баба Яга) и будущие страхи. Косвенно это ука¬зывает на наибольшую насыщенность старшего дошколь¬ного возраста страхами.


В страшных снах отражается и характер отношения родителей, взрослых к детям: «Я поднимаюсь по лестнице, спотыкаюсь, начинаю падать со ступенек и никак не могу остановиться, а бабушка как назло вынимает газеты и ни¬чего не может сделать», — говорит девочка 7 лет, отданная на попечение беспокойной и больной бабушке. Мальчик 6 лет, имеющий строгого отца, который готовит его к шко¬ле, рассказал нам свой сон: «Иду я по улице и вижу, как навстречу мне идет Кощей Бессмертный, он отводит меня в школу и задает задачу: „Сколько будет 2+2?" Ну, я, конечно, сразу проснулся и спросил маму, сколько будет 2+2, снова заснул и ответил Кощею, что будет 4». Страх оши¬биться преследует ребенка даже во сне, и он ищет под¬держки у матери.


Ведущим страхом старшего дошкольного возраста является страх смерти. Его возникновение означает осознание необратимости в пространстве и времени происходящих возрастных изменений. Ребенок начинает понимать, что взросление на каком-то этане знаменует смерть, неиз¬бежность которой вызывает беспокойство как эмоциональ¬ное неприятие рациональной необходимости умереть. Так или иначе, ребенок впервые ощущает, что смерть — это неизбежный факт его биографии. Как правило, дети сами справляются с подобными переживаниями, но только в том случае, если в семье жизнерадостная атмосфера, если ро¬дители не говорят бесконечно о болезнях, о том, что кто-то умер и с ним (ребенком) тоже может что-то случиться. Коли ребенок и так беспокойный, то тревоги подобного рода только усилят возрастной страх смерти.


Страх смерти тесно связан со страхами нападения, темноты, сказочных персонажей (более активно действующих в 3—5 лет), забо¬левания и смерти родителей (более старший возраст), жут¬ких снов, животных, стихии, огня, пожара и войны. Послед¬ние 6 страхов наиболее типичны именно для старшего до¬школьного возраста. Они, как и ранее перечисленные, име¬ют своей мотивацией угрозу для жизни в прямом или кос¬венном виде. Нападение со стороны кого-либо (в том числе животных), равно как и болезнь, может обернуться непо¬правимым несчастьем, увечьем, смертью. То же относится к буре, урагану, наводнению, землетрясению, огню, пожару и войне как непосредственным угрозам для жизни. Это и оп¬равдывает данное нами определение страха как аффективно заостренного инстинкта самосохранения.


При неблагоприятных жизненных обстоятельствах страх смерти способствует усилению многих связанных с ним страхов. Так, девочка 7 лет после смерти любимого хомячка стала плаксивой, обидчивой, перестала смеяться, не могла смотреть и слушать сказки, так как от жалости к героям плакала навзрыд и долго не могла успокоиться. Глав¬ным же было то, что она панически боялась умереть во сне, как хомячок, поэтому не могла заснуть одна, испыты¬вая от волнения спазмы в горле, приступы удушья и частые позывы в туалет. Вспомнив, как мать однажды сказала в сердцах: «Лучше бы мне умереть», девочка стала бояться и за ее жизнь, в результате чего мать была вынуждена спать вместе с дочерью.


Как мы видим, случай с хомячком пришелся, как раз на возрастной максимум страха смерти, актуализировал его и привел к непомерному разрастанию в воображении впе¬чатлительной девочки.


Иногда страх приобретает навязчивый, невротический оттенок, когда дети мучают родителей бесконечными во¬просами-сомнениями вроде: «А мы не опоздаем?», «А мы успеем?», «А ты придешь?» Непереносимость ожидания проявляется в том, что, ребенок «эмоционально перегора¬ет» до наступления какого-то определенного, заранее на¬меченного события, например прихода гостей, посещения кино и т. д. Чаще всего навязчивый страх опоздания при¬сущ мальчикам с высоким уровнем интеллектуального развития, но с недостаточно выраженными эмоциональнос¬тью и непосредственностью. Их много опекают, контроли¬руют, регламентируют каждый шаг не очень молодые и тревожно-мнительные родители. К тому же матери пред¬почли бы их видеть девочками, а к мальчишескому своево¬лию относятся с подчеркнутой принципиальностью, нетер¬пимостью и непримиримостью. Обоим родителям свойст¬венны обостренное чувство долга, трудность компромиссов в сочетании с нетерпеливостью и плохой переносимос¬тью ожидания, максимализмом и негибкостью мышления по типу — «все или ничего». Как и отцы, мальчики не укорены в себе и боятся не оправдать внушенных завышен¬ных требований родителей. Образно говоря, мальчики при навязчивом страхе опоздать боятся не успеть на свой маль¬чишеский поезд жизни, проносящийся без остановок из прошлого в будущее, минуя полустанок настоящего. Навязчивый страх опоздать — это симптом фатально неразрешимого внутреннего беспокойства, т. е. невротической тревоги, когда прошлое пугает, будущее тревожит, а настоящее волнует и озадачивает Невротической формой выражения страха смерти яв¬ляется навязчивый страх заражения. Обычно это внушен¬ный взрослыми страх болезней, от которых, по их словам, можно умереть. Подобные опасения падают на благодат¬ную почву повышенной возрастной чувствительности к стра¬хам смерти и расцветают пышным цветом невротических страхов.


Вот что произошло с девочкой 6 лет, живущей с мни¬тельной бабушкой. Однажды она прочитала (уже умела читать) в аптеке о том, что нельзя есть пищу, на которую сядет муха. Потрясенная столь категоричным запретом, девочка стала испытывать чувство вины и беспокойства за его неоднократные «нарушения». Боялась оставлять пищу, ей казалось, что на ее поверхности находятся какие-то точки, и пр. Охваченная страхом заразиться и от этого умереть, без конца мыла руки, отказывалась, несмотря на жажду и голод, пить и есть в гостях. Появились напряженность, ско¬ванность и «уверенность наоборот» — навязчивые мысли о предстоящей смерти от случайного употребления заражен¬ной пищи. Причем угроза смерти воспринималась букваль¬но, как нечто вероятное, как кара, наказание за нарушение запрета. Чтобы заразиться подобными страхами, нужно быть психологически незащищенным со стороны родителей и иметь уже высокий уровень тревожности, подкрепленной беспокойной и во всем опекающей бабушкой.


Если не брать таких клинических случаев, то страх смерти, как уже отмечалось, не звучит, а растворяется в обычных для данного возраста страхах. Тем не менее луч¬ше не подвергать психику эмоционально чувствительных, впечатлительных, нервно и соматически ослабленных де¬тей дополнительным испытаниям вроде операции по уда¬лению аденоидов (есть консервативные способы лечения), болезненных медицинских манипуляций без особой необ¬ходимости, отрыва от родителей и помещения на несколь¬ко месяцев в «оздоровительный» санаторий и т. п. Но это не означает изоляции детей дома, создания для них искус¬ственной среды, устраняющей любые трудности и нивели¬рующей собственный опыт неудач и достижений.



Светлана Сушинских
Психолог



По материалам книг А.И. Захарова «Что снится нашим детям», «Детские неврозы»

Оценить:
Никто еще не оставил комментариев.

Авторизуйтесь чтобы присоединиться к дискуссии!