В эти годы наиболее интенсивно формируются такие эмоции, как любовь, нежность, жалость, сочувствие и со¬страдание. Почти в равной степени эти чувства проявляют¬ся в отношении обоих родителей, если между ними нет конфликта и они являются для детей объектом любви. В этом возрасте можно услышать от детей фразы: «Любить меня можно, а не любить нельзя», «Если ты меня нака¬жешь, я все равно буду тебя любить». Любовь, таким обра¬зом, имеет еще безусловный характер, и родители должны хорошенько подумать, прежде чем употреблять такие фра¬зы, как: «Я не люблю тебя», «Я не буду с тобой дружить», поскольку они крайне болезненно воспринимаются детьми 3—5 лет и приводят к возникновению у них беспокойства (не всегда внешне проявляемого). В ряде случаев на него указывают нарастающая заторможенность, неустойчивость настроения, повышенная обидчивость и капризность.
Несмотря на чувство любви к обоим родителям (если они не конфликтны с ребенком и друг с другом), заметно эмоциональное предпочтение родителя другого пола, максимально выраженное, как и все эмоциональное развитие, в 4 года. Девочки нежно любят отцов, особенно если походят на них внешне, а мальчики испытывают эмоциональное вле¬чение к матери.
Более того, если в детстве были проблемы, трения, конфликты во взаимоотношениях с родителем другого пола, то это будет, при прочих равных условиях, способствовать возникновению проблем, трений, конфликтов в браке, то есть во взаимоот¬ношениях с другим полом. Здесь может быть чрезмерное, избыточное ожидание ответных чувств любви, неосознаваемая персонификация (отождествление) супруга(и) по образу и подобию отца(матери) или желание воспроизвести в браке привычный стиль семейных отношений в детстве.
В этом возрасте недостаточная эмоциональная отзывчивость родителя другого пола порождает беспокойство, неустойчивость настроения и капризность как средство привлечения внимания. С этой целью в ряде случаев могут быть непроизвольно использованы страхи, особенно те из них, которые возникают перед сном. Тогда родители должны лишний раз посидеть, поговорить, погладить, тем самым уделить внимание, не быть такими строгими, формальными и принципиальными, как днем. Но и без этого в 3—5 лет часто встречается отмеченная нами триада страхов: одиночества, темноты и замкнуто¬го пространства. Ребенок не остается один при засыпании, постоянно зовет мать, в комнате должен гореть свет (ноч¬ник) и необходимо, чтобы дверь была полуоткрыта. При невыполнении хотя бы одного из этих условий беспокойство сохраняется и сон не наступает. Волнение может про¬явиться и в связи с ожиданием страшных (кошмарных) снов. Во всех случаях многое зависит от умения родителей не создавать из этих возрастных страхов лишней проблемы, вовремя успокоить детей, нежно поговорить с ними и не настаивать на незамедлительном, безотносительно к их переживаниям, выполнении своих требований. Главное — днем не быть отдаленными от детей. Позаниматься немного с ними, поиграть, сказать пару теплых слов — и тогда не будет лишней «нервотрепки» с укладыванием спать.
Но и днем ребенок может испугаться тесного помещения, особенно когда он внезапно остается один или его оставляют в качестве наказания в закрытой комнате, где еще и мало света. Вспоминается наказанный воспитателем маль¬чик 4 лет, которого в связи с единственным случаем непроизвольного обмачивания на прогулке долго при всех стыдили, а затем закрыли в туалете. Следствием такого «воспитательного мероприятия» явились длительные нервные подергивания лица и тела. В другом случае девочку 8 лет закрыл в темном сарае на даче мальчик. Вечером девочка долго не могла заснуть и кричала во сне. В последующие дни голос прерывался от волнения, и вскоре было замечено заикание, прошедшее только после серии направленных лечебных игр. На первый взгляд, это довольно простой случай, тем не менее заикание появилось под влиянием типичных в данном возрасте страхов одиночества, темноты и замкнутого про¬странства. К тому же одиночество, как и темнота, уже само по себе представляет аналог замкнутого пространства.
В возрасте 3—5 лет страшные персонажи выходят из сна, населяя днем воображение эмоционально чувствительного и впечатлительного ребен¬ка. Мальчики, следовательно, раньше начинают реагировать на опасность, исходящую от чудовищ, а девочки чаще их боятся. Страшные персонажи в известной мере отражают страх наказания или отчуждения родителей от детей при недостатке столь существенных в данном возрасте любви, жалости и сочувствия. Тогда антиподом доброй, ласковой, любящей матери, которая не кричит, не угрожает, матери, духовно и физически красивой, является образ Бабы Яги, как это выразила девочка 4 лет: «Баба Яга страшная, а ты краси¬вая». Непереносимость эмоционального искажения образа близкого человека, отчуждения от него и потребность в ласке и любви заставляют детей бояться Бабы Яги и подбегать ночью к матери и тревожно спрашивать: «А ты не превратишься в Бабу Ягу?», или просить ее: «Сделай ласковое лицо, не сердись, пожалей меня, поцелуй меня, а не то ты превратишься в Бабу Ягу».
После 3 и особенно 4 лет у Бабы Яги появляются партнеры: злые персонажи из мультиков. Общее у них: черствость, зло и коварство. Воплощая собой наказание, сказочные персонажи появляются в воображении тех детей, которые боятся быть наказанными, поскольку Баба Яга уносит непослушных детей для расправы к Кощею. Оба они образуют семейную чету анти-родителей, принимающих участие в «воспитании» эмоционально впечатлительных и внушаемых детей.
Психологически защитная функция образов Бабы Яги и Кощея состоит в том, что ребенок пока еще не питает устойчивых агрессивных чувств к родителям. Чаще всего эти образы возникают у детей, как раз эмоционально привязанных к родителям. Вместе с тем отношение некоторых родителей к своему ребенку может быть достаточно недружественным и агрессивным. Поскольку эмоционально чувствительные дети не могут оставаться безразличными к такому поведению родителей, в то же время испытывая потребность любви к ним, то страхи перед образами Бабы Яги и Кощея как раз вытесняют все отрицательное, что есть в родителях. Следовательно, эти образы в какой-то мере нейтрализуют конфликт родителей и детей, а сам факт появления подобных страхов служит нередко его единст¬венным выражением. Как тут не вспомнить сказку «Алень¬кий цветочек», в которой за образом чудовища скрывался благородный юноша, околдованный злыми силами.
Драматический оттенок приобретают страхи у тех детей, родители которых воспринимают их как обузу или же не удовлетворены полом детей, например у девочки 4 лет. Ее родители хотели мальчика, и потому эмоциональность, чувствительность дочери, ее желание приласкаться — такое естественное для девочки — раздражали родителей. Они не только были чересчур строгими, но и наказывали физически, особенно этим отличался отец, считавший себя «неполноценным» из-за рождения дочери, то есть оба ро¬дителя относились к ней так, словно она была непослуш¬ным и упрямым мальчишкой. К тому же в семье жила деспотичная бабушка, изматывающая внучку нескончае¬мыми советами и предписаниями. Постепенно девочка, по словам родителей, становилась все более возбудимой, капризной, нетерпеливой и упрямой. Пришлось обратиться в консультацию. При беседе девочка не считала взрослых строгими и не испытывала к ним недружелюбных чувств. Но в игре обнаруживала панический страх перед Бабой Ягой и Кощеем, а из животных продолжала, как и рань¬ше, бояться Волка. На вопрос, почему же она не боится медведя, отвечала, что он добрый. Остальные сказочные персонажи были, в ее представлении, недобрыми, жесто¬кими, что непроизвольно связывалось с подобным отно¬шением к ней в семье.
Потребность в защите со стороны отца от воображаемой опасности по-своему выразила девочка 3 лет: «Папа нужен для того, чтобы убить злодеев». Уверенное, спокойное, любящее поведение отца, служащее примером для детей, способно стабилизировать их психическое развитие хотя бы уже тем, что у матери отпадет необходимость в тревожной опеке и она будет выражать свои чувства перед ребенком более спокойно и непосредственно, спо¬собствуя вместе с отцом развитию его активности и само¬стоятельности. Если же отцы не выполняют подобную роль в семье и у них нет эмоционального контакта с детьми, особенно с сыновьями, то тревожная мнительность некоторых матерей, продолжающих чрезмерно опекать своих взрослеющих детей, неблагоприятно отражается на даль¬нейшем формировании их характера. Тогда в подростко¬вом возрасте мы наблюдаем тревожно-мнительные черты характера в виде неуверенности и страха при ответах в школе, неумения постоять за себя, защититься от нападе¬ния, быть инициативным, ровным и непосредственным в общении со сверстниками.
Возвращаясь в возраст 3—5 лет, заметим, что страхов значительно меньше у детей, имеющих возможность общения со сверстниками. Это неудивительно, поскольку именно тогда раскрывается вся палитра эмоций, приобретаются навыки защиты, адекватного восприятия неудачи и гибкость поведения в целом. В этом отношении гораздо лучше лишний раз сходить на детскую площадку и постараться через совместную игру наладить взаимодействие детей разного пола, чем посетить врача с единственной целью получения очередной дозы транквилизаторов для неконтактного и боязливого, с точки зрения родителей, ребенка. Нужен же здесь не транквилизатор, а активизатор — сверстники и собственная активность родителей, своевременно поддерживающих и развивающих инициа¬тиву детей.
Способствует страхам и более чем благополучная атмосфера в семье с чрезмерной опекой, постоянным нахождением рядом со взрослыми, предупреждением каждого самостоятельного шага ребенка. Всем этим непроизвольно подчеркивается, что он слабый и беззащитный перед окру¬жающим его миром, полным неизвестности и опасности.
Не дает сформироваться адекватной психологической защите от страхов и слишком уступчивое, нерешительное поведение родителей, постоянно сомневающихся в правоте своих действий и уже этим обнаруживающих непоследовательность своих требований и решений.